Тем, кто считает, что в Рязани не осталось деревянных домов или их все нужно сносить – не читать!
В далеком 2003 году я переехала жить на улицу Щедрина, в 21 дом. Рязанцы знают, что это одна из самых древних улиц нашего города. Что ни дом, то история и памятник архитектуры. Но я тогда не задумывалась над этим. Я просто взяла кредит в банке и просто купила двухкомнатную квартиру))). Потом, будет время и желание, расскажу, как так получилось, что именно эту квартиру и именно в этом доме. Почти мистическая история, как будто дом сам меня выбрал. Но не об этом сейчас. Итак, дом на семь квартир, кроме еще одной семьи, все пожилые и одинокие люди. В ремонт пришлось вложиться, но результат того стоил: высокие потолки, теплый пол, зимой АОГВ потрескивает, как дрова, двойные рамы настеж, даже зимой, жарко, жарко, проблем с горячей водой нет, колонка, подружки из окрестных многоэтажек летом в очередь мыться))). Вековое дерево под окном, сад за домом, груши, сливы, яблони, сараи, надворные постройки. Летом на участке песни под гитару, гамак и соловьиные трели до утра. Вот так, в комфорте, уюте и радости шла жизнь моя и моих двоих сыновей.
А потом пришли они. Новые хозяева не только своей жизни. Самоуверенные, самонадеянные, дерзкие, из лихих 90-х. Уверенно решающие кому, как и где жить. Считающие, что они Бога за бороду поймали. И они сказали, что им нужен этот участок под застройку. И они его возьмут. И что все куплено сказали. Они же знают точно, что все можно купить, эти ребята. Или взять силой. Ну, как в девяностых было, вы же помните. Конечно, они не сами пришли. Вначале пришел мальчик и предложил переехать в Песочню. На мои слова, что я работаю в центре, и дети ходят в школу в центре, сурово отрубил, что «центр на центр не меняют». Песочня и точка. Через год пришла девочка и предложила Приокский. Я задумчиво жарила яичницу с укропом, выращенным на своей грядке, хрустела солененьким огурчиком, собственного производства, снежинки падали на подоконник открытого окна, вяз покачивал ветками, словно сдерживая меня от грубости. Хотелось прокричать: «Поищите дураков в зеркале! Почему я должна соглашаться на худшее?».
Тем, кто считает, что в Рязани не осталось деревянных домов или их все нужно сносить – не читать! (Продолжение)
Время шло. Одиноких хозяев квартир расселили, уехала семья, доплатив застройщику. Я доплачивать отказалась. Квартира была в кредите. Держался только Анатолий Иванович Турбин. Стоял насмерть. Никуда, говорит, я от этой красоты не поеду. Сажал огурцы и зелень на участке. Самостоятельно все вскапывал, осенью щедро делился антоновскими яблоками, дарил пронзительные флоксы. Анатолий Иванович! Да будет земля ему пухом! Добрейшей и милейшей души человек! Я очень и очень виновата перед Вами! Простите меня за невнимание, вечную нехватку времени, за то, что всегда пыталась побыстрее уйти от размеренных стариковских рассказов. Я спорила с Вами, убеждала переехать, доказывала, что «никакой это не памятник. Без ног и без рук. Развалина». Я ведь хотела переехать…
Когда застройщик назвал сумму, в которую мы можем уложиться, я нашла на эту сумму новостройку в нашем районе, ремонт не просила, пришла к самому главному из них. И он мне отказал. Сказал, что нет у них денег на покупку квартиры у конкурирующей фирмы. Даже если и без ремонта и в сумму укладываешься. Я вам потом в своем доме дам, сказал важный человек. Это «потом» стало игрой. Щекотанием нервов. Мне то звонили по телефону, говорили, что будут расселять, то предлагали выписать из квартиры по суду бывшего мужа, то искать другие бюджетные варианты. Ничего конкретного больше никто не предлагал и никаких предварительных договоров я не подписывала. Забегая вперед, скажу, что когда я ходила по инстанциям и просила обратить внимание на то, что дом преднамеренно и целенаправленно разрушают, создают невыносимые условия для жизни, проходила все пути бюрократического ада и коридорного футбола, чиновники приватно мне говорили, что я «должна была соглашаться на все, что мне предложат, а не капризничать». Минуточку, слуги народа! Как же переменилось все, в этом лучшем из миров! Сюр какой-то. К тебе домой приходят люди, говорят, что им нужна земля под твоим домом, предлагают худшее, чем у тебя есть, а еще, они были бы рады, если бы ты им просто так все отдала и дематериализовалась! Ключевое слово здесь «к тебе приходят».
В расселенные квартиры заселили рабочих из бывших союзных республик, люди они хорошие и хлебосольные. Ведут себя вежливо и обходительно. Но вместе с ними приехали южные тараканы и клопы, что не прибавляло оптимизма. Половина дома зимой не отапливалась. Полы стали холодными, зимой лопались трубы, дом разрушался. На старинные амбары при постройке новой многоэтажки, получившей в народе прозвище «рейхстаг», кидали целые тонны строительного мусора. На окна рабочие натянули целлофан, часть окон закрасили черной краской из баллончика. Густой травы перед домом больше не было, все вытоптали. Так, незаметно, пробежали 15 лет…
Анатолий Иванович очень болезненно переносил происходящее. В борьбе за сохранение дома он все больше и больше сдавал. Возраст и дежурные отписки брали свое. Последнее время он ходил, пошатываясь, а потом и вовсе слег. Некогда ухоженный огород зарастал бурьяном. Как упало вековое дерево, он уже не видел. Лежал. Сил подниматься не было. А через несколько дней умер. Из всех постоянных жильцов в доме осталась я и моя мама.
Как я уже сказала, я не очень вникала в рассказы Анатолия Ивановича. Меня раздражали вечные экскурсии под окном, восторженно охающие над деревянной резьбой москвичи с фотоаппаратами, художники-студенты, одинокие парочки, робко просящие разрешения посмотреть уникальное дерево. Я была, как те молодые ребята, что приезжали его пилить, когда оно упало: ясность взгляда и прозрачность ума. Все спилить и снести, сказали молодые и тридцатилетние. Я думала так же. Сейчас уже нет. Не могу точно сказать, что послужило поворотной точкой. Не я спала в летнюю жару на примявшем густую траву одеяле во дворе под звездным небом, слушая тишину и падающие в саду яблоки. Не я за 50 копеек сдавала летние домики на участке абитуриентам пединститута, уплетающим за учебниками поднятый с земли чернослив. Я не видела юности моего дома, не видела его зрелости. Прежние жильцы и сейчас иногда приходят к дому. Но, что интересно, в дом не заходят никогда. В большинстве своем стоят и молча смотрят на кружево резьбы, запрокинув голову к небу. Я из-за тюля наблюдаю за ними, они меня не видят, уехавшие. А я вижу их лица и глаза в тот момент. И это не только про ностальгию и молодость. Много вы знаете людей, возвращающихся к многоэтажкам, где они жили? Чтобы вот так стояли и смотрели? А ведь было, что посмотреть. Было, было. Я люблю свой дом. Меня устраивала моя жизнь. Я жила в комфортных условиях в центре города в деревянном доме. Пока мой дом не начали целенаправленно разрушать. Мне больно смотреть, во что его превратили, и мне уже трудно здесь находиться. Куда только и в какие инстанции мы не обращались, чтобы сохранить дом! Приводили в пример другие города, где из старинных домов создают музеи и мини-гостиницы. Я считаю, что Рязань, с ее уникальнейшей историей, достойна входить в Золотое кольцо России! А наша усадьба Соболева-Попова так и вовсе шедевр деревянного зодчества! Я хочу, чтобы у него была новая жизнь. В Рязани осталось очень мало деревянных домов. Доводят до разрушения и аварийного состояния, как и мой. Чтобы потом, брезгливо скривив губы, сказать: «Фу. Гнилушка». И снести. Приехать с шаром на кране и убить. Но чаще и на кран не тратятся. Сжигают.
В конце июля в Рязани прошел Форум древних городов, третий по счету. Обсуждались вопросы сохранения культурного наследия, их музеефикации.
А через несколько дней, 9 августа, сожгли мой сарай на участке. Сожгли цинично и нагло, что называется, белым днем. В 12.20 я собрала яблоки и повезла их подруге, а в 13.40 пожарные уже тушили остатки моего гамака, зонта-тента, походных палаток, сумок, одеял, зимней резины, велосипеда, садового инвентаря. Все выгорело изнутри. Электричества в сарае не было, провода срезали давно, никаких воспламеняющихся жидкостей тоже. Через тропинку, для отвода глаз, подожгли заросший бурьяном заброшенный курятник.
Во дворе пахнет гарью и бедой. Я хочу, чтобы власть имущие, наконец, перешли от слов к делу, обратили внимание на нашу усадьбу Соболева-Попова. Что будем детям и внукам рассказывать? А показывать? Очередной «рейхстаг»?
И только антоновские яблоки на участке Анатолия Ивановича, золотыми шарами тянут вниз ветки…
Ирина Чурилова
